Помнил, многое видел своими глазами, а теперь, почему-то, вёл себя как посторонний, с уклоном в обличительство.

— Верно, Тоха. Моё рубят.

— Не твоё, а общее, — Швец, вернувшись в осязаемое состояние, говорил на ходу, не поворачиваясь к напарнику. — То, что сборище паразитов захватило народное добро и раздаёт его по своему усмотрению — плохо! Очень плохо! И клал я на институт частной собственности свой пролетарский болт. Со всей моей классовой ненавистью! Они этот лес не садили, не растили, не ухаживали за ним. Зато право подписи в звонкую монету обращать — впереди всех мчатся. Ворьё привилегированное... — призрака покоробило от сложившего в стране положения дел. — Поэтому ты с формулировками постарайся аккуратнее. По бумагам — твоё, да. По жизни — народное. Эти мужики, более чем уверен, здешние. Выросли тут, живут, за ягодами сюда ходят, как их деды и прадеды.

— За ягодами?! — переспросил Сергей, останавливаясь. Дважды вздохнул, прогоняя нахлынувшее раздражение, а после, гордо вздёрнув подбородок, наигранно-весело предложил. — Убедил! Пойдём обратно. Пусть рубят, раз общее. Мне не жалко.

— Стоп! — рыкнул Антон, не сбавляя темпа ходьбы. — Нас заметили! Держись за мной, без резких движений...

На инспекторов, козырьком приложив ко лбу ладонь, смотрел один из расхитителей — невысокий мужчина, по возрасту годящийся Иванову в отцы. Сам навстречу не шёл, поджидая гостей рядом с товарищами по противозаконному бизнесу. Те тоже оставили работу. Кто-то закурил, пила заглохла.

Стояли молча, глядели с вызовом.

— Серёга! — обратился к коллеге призрачный инспектор, игнорируя ожидающих развязки мужиков. Ему отчего-то показалось важным закончить свой социалистический монолог. — Я не на тебя бочку качу, а на порядки ваши, неправильные. Но и лес рубить без разрешения нельзя. Всё по тем же причинам. Лес — общий, народный, а не источник обогащения для избранных... Заготавливай они дрова на зиму, убирай за собой по-человечески, как положено — веришь, и слова бы не сказал, и тебя бы увёл. А тут одних пеньков — можно целую зиму какой-нибудь райцентр отапливать. Вместе с многоэтажками, больницами, школами и детскими садами.

Лесовладелец, идущий следом за Швецом, понятливо хмыкнул.

Молодец Тоха. Ненавязчиво обозначил этим личностям, с какой целью они припёрлись без приглашения и, вместе с тем, дал понять, что на конфликт не настроен. Ведёт себя смирно, от похабщины воздерживается.

— Привет труженикам пилы и топора! — призрак остановился метрах в десяти от мужской четвёрки. — Про лицензию на вырубку спрашивать, подозреваю, излишне?

Притормозивший рядом Иванов целиком полагался на болтливость напарника. Потому что внезапно затупил, смутно представляя, как поступать дальше. Ну, увидели, кто с бензопилой развлекается, и что? Стыдить, пока они не расплачутся и не убегут вечно каяться в содеянном? Клеймить и обличать, взывая к гражданской ответственности? Вызывать полицию? Фотографировать физиономии расхитителей, запугивая обнародованием их ремесла? Громко возмущаться? Драться?

К мордобитию Сергей относился ровно, несмотря на численное преимущество лесорубов. У них — топоры, у него — Сила.

У Швеца — приличная подборка финтов из смеси невидимых перемещений и ловкости. Навострился, паразит, мерцать в пространстве, будто марвелловский супергерой. Исчез — появился, победил. Снова исчез, и поди угадай, где возникнет.

При желании он эту четвёрку способен в одиночку успокоить, не вспотев, что морально очень поддерживало.

***

С выбором поведенческой линии помог тот самый, зрелый мужчина, первым заметивший инспекторов.

— И вам не хворать, — процедил он, со своей стороны тоже прикинув возможные последствия встречи. — Что хотели?

О лицензии и не заикнулся.

— Вежливо попросить о прекращении незаконной вырубки, — тоном благовоспитанного мальчика сказал Швец. — Вы уезжаете. Мы уходим. Лес остаётся. Пусть растёт.

— И всё?

— Да.

По лицам мужчин пробежало подобие улыбки. Они явно принимали Антона за идиота из племени безобидных защитников окружающей среды, шляющихся где ни попадя и требующих невразумительной гармонии с природой.

— Не пойдёт.

— Уверены?

Показная доброжелательность призрака мгновенно превратилась в наглость, как-то сразу перескочив через стадию психологического давления на оппонента, обычного для намечающейся драки.

Он сделал шаг вперёд. Дерзко, с вызовом, с приклеившейся к губам презрительной усмешкой. Будто приглашал выяснить отношения «сам на сам», без шестёрок и подпевал.

— Погоди, — демонстративно выставив перед собой указательный палец, попросил вступивший в переговоры, которому, не сговариваясь, напарники присвоили псевдоним «Главный». — Секундочку.

Вытащив из брюк носовой платок, мужчина с кряхтением нагнулся, высморкался, по очереди прочистив каждую ноздрю, тщательно вытер нос. Чертыхнулся, убирая тканевый прямоугольник обратно.

Нагнулся ещё ниже, подбирая что-то с земли.

Когда лесоруб распрямился, молодо, резко, непохоже на предыдущую возрастную медлительность, в его руках оказалось охотничья двустволка, нацеленная на дерзкого хама.

— Ты кто, умник?!

— Антон, — призрак растянул усмешку шире. — А ты?

— Кто надо.

Товарищи вооружённого мужика отошли назад, прихватив инструмент и, судя по всему, вмешиваться не собирались.

Это удивило замершего от такого поворота Иванова, заставляя нервничать. Спокойные люди спокойно смотрят на то, как один из них угрожает оружием паре незнакомцев. Не подзуживают пальнуть, не отговаривают, намекая на кровавые последствия с неминуемой расплатой. Морды каменные, безразличные. Битые жизнью? Или приученные ко всему?

И то, и то попахивало конкретной отмороженностью.

Что-то подобное ощутил и призрак.

— Стоп-стоп-стоп! — примиряюще воскликнул он, неотрывно глядя на чернеющие нехорошим выходные отверстия ствола. Демонстративно поднял руки. — Дядя! Не балуй! Ружьё — предмет повышенной опасности.

— Мне рассказывали, — отчеканил «Главный». — Я вам ноги поотстреливаю, если не свалите сейчас и верняком поотстреливаю, если снова увижу. Усёк?!

— Конечно. Убедил, — покладисто согласился призрачный инспектор, примериваясь к своему излюбленному приёму — мгновенной телепортации с последующей нейтрализацией противника. — Какие проблемы? Сказал уйти — уйдём. Прямо сейчас. Мой товарищ уже уходит. А я прослежу, чтобы ты ему в спину не шарахнул.

— Мобилы! — потребовал мужчина, почти без повышения голоса. — И куртки снимите. Посмотрим, что у вас в карманах.

— Без проблем.

Иванов, предполагая дальнейшее развитие событий, достал смартфон и демонстративно огляделся, куда бы его пристроить. Выбор пал на пенёк в паре метров от того места, где он стоял. Поднял согнутые в локтях руки, медленно переместился подальше от напарника.

Мужик выстрелит — Антону без разницы, если успеет в призрачную ипостась перекинуться. А он успеет. Опыт есть, навыки тоже.

Зато его, Серёгу, может сдуру и зацепить, особенно если патроны с дробью.

— Шевелимся!

Руки у инспекторов опустились синхронно. Серёга укладывал звонилку на пенёк, напарник протянул ладонь к внутреннему карману пиджака.

Оружейный ствол следил за Антоном, как за более близким к лесорубам персонажем.

***

Трескучая очередь, почти слившаяся в единую, дробную трель, легла чётко между Швецом и «Главным». Никто и понять ничего не успел — настолько внезапными оказались знакомые любому служивому звуки пулемёта, сопровождающиеся подпрыгивающими комочками влажной земли.

Реальность вырванного пулями дёрна более чем убеждала: происходящее — не сон.

Мужики — кто сразу, кто с краткой заминкой, попадали на животы, отчаянно вспоминая армейские инструктажи из далёкой молодости. Каждый искал укрытие за ближайшим пеньком, прикрывая голову и истово надеясь, что пронесёт. Их даже на сопроводительную ругань не хватило.

Серёга не отставал — рухнул, как подкошенный. Тотчас перекатился, попутно высчитывая, где неизвестный стрелок устроил огневую позицию. Стукнулся о какую-то деревяшку, распластался, прислушался...