— Призрак. Наиболее распространённая форма. Слабенькая. Видеть могут только дети — они в дошкольном возрасте ещё не до конца испорчены, открыто им многое, говоря языком Карповича. Форма одежды, сам знаешь, не показатель. В чём помер — в том и скитается. Вполне могу допустить — загнулся человек естественным способом, в постели. От долгой и продолжительной болезни или сердечко остановилось во сне. Потому и гуляет в трусах.
Версия Иванову понравилась.
— Я про призрака тоже подумал, когда в Машкиных исследованиях разбирался… Думаешь, безобидный?
— Ничего я не думаю, — буркнул напарник, в очередной раз почувствовав неприятную лёгкость скрытой кобуры. — Проверить надо. Основная проблема у таких вот, не ушедших, знаешь какая?
— Поделись.
— Сумасшествие. Поначалу, как тебе известно, их держит в нашем мире какое-то незаконченное дело или колдовство. Колдовство оставим, там каждый случай индивидуален, а вот дела разберём. Они ведь рано или поздно разрешаются. Не важно, как. Умирает кровный обидчик или иное событие расставляет всё по местам… Без разницы. Главное, душа становится свободной и вольна отправиться в Очередь, а далее по грехам её... Но уходят не все, некоторые упорно скрываются. Многим элементарно страшно увидеть финал своего пути, многие привыкают к нынешнему положению вещей... И вот среди оставшихся частенько попадаются те, кто никак не может расстаться с прошлым и, как последние мазохисты, они следят за семьёй, за жёнами... Представляешь, каково это? Смотреть, как твоя вторая половинка нового мужика привела и на твоей постели с ним милуется? Или дети... Растут, совершают юношеские ошибки, а ты и помочь ничем не можешь. Ни подзатыльник дать, ни уберечь. Некоторые, духовно слабенькие, с катушек и начинают съезжать. От одиночества, от обиды на живых, от неопределённости дальнейшего бытия. Барабашками становятся, пакостят людям, ненавидят всех и вся. Нужно глянуть на дядю без трусов. Окажется нормальным — отпустим до поры, не понравится... по инстанции отправим. Что у нас на сегодня по плану?
Проникшийся речью друга Сергей поднял взор к потолку и припомнил:
— Собирались отработать пригород. Ты говорил, по старым картам там два кладбища имелись, а теперь, наверное, пустыри. Кладбища вроде как смирные, без нечисти, но наведаться туда не повредит. Плохие места посмотрим, с народом пообщаемся по поводу некромантов, чёрных копателей и прочего сброда... Ну, во всяком случае, мы так запланировали.
— Успеем. Дядя ближе. И давай потом в «Первый тайм» наведаемся, в бар мой любимый. Напиваться не будем, а так, посидим, матч посмотрим, развеемся. Настроение ниже плинтуса.
— Можно... Ма-аша! — позвал инспектор кицунэ, давно отправившуюся за холодильник, чтобы не мешать разговору друзей.
Отзываться девушка не стала. Беззвучно вышла в кухню, зажав в руках пяльцы с белой холстиной и иголку с ниткой. Очередное полотенце вышивала. Не любила она бездельничать.
— Слушаю.
— Ты вчера собиралась узнать про голого человека. По соцсети.
— Сделала, — лаконично сообщила домовая. — Ничего та мамаша не знает. Дочка бегала, играла на детской площадке. Увидела мужчину. Потом, когда домой возвращалась, спросила у мамы про него. Ну а дальше — сплошная фантазия из разряда «раз голый, то маньяк; раз маньяк, то приставал; раз приставал, то пытался изнасиловать» ... Бред, сопли и куриные рассуждения. Более-менее внятно поняла лишь одно — видели его около часа дня.
Оттарабанив текст, кицунэ развернулась и уже собралась было идти обратно, но Сергей её остановил:
— Ты с нами поедешь?
— А можно? — неуверенно спросила Маша, втыкая иголку в вышивку. — Я подумала, что буду вам мешать. Лишней буду.
— Собирайся.
Домовую будто ветром сдуло. Антон, допивая чай, нейтрально поинтересовался у друга:
— На кой она нам?
Его можно было понять. Еле избавился от пассии, жаждущей славы Шерлока Холмса, а Иванов по новой его в этот омут женских страстей тащит.
— Стыдно, — Сергей и не подумал скрывать истинных причин поступка. — Мне до сих пор за ту подставу в ботаническом саду неприятно. Дуру из неё сделали... Всё она поняла, поверь, просто виду не показывает... Да и тема про голого мужика — Машкина. Хочешь — злись, хочешь — кричи, но она со мной поедет. Я так решил.
Напарник встал, приоткрыл окно, пододвинул к себе пепельницу. Долго разминал сигарету в пальцах, посматривая на облысевшие по сезону деревья. Закурил.
— Ты прав, — после пары глубоких затяжек обратился он к Иванову. — Правильно. От неё пользы больше, чем вреда. Но Розе — ни слова!
***
Переулок Героев Добровольцев встретил инспекторов и домовую чистотой, добротностью мощёных дорожек и огромным детским городком, расположившимся между свежими, покрытыми блоками сплит-систем, многоэтажками.
Несмотря на туманную погоду, вокруг было людно. Стайками прогуливались женщины с колясками, у продуктового магазина на первом этаже одного из домов разгружалась машина с товаром, хлопали двери автомобилей, впускающие и выпускающие пассажиров и водителей. Кое-где, на скамеечках, дышали воздухом пенсионеры.
В городке стоял шум, гвалт детворы и постоянное мельтешение ярких, цветных курточек и шапочек. Иванов попробовал подсчитать количество задействованного в играх подрастающего поколения, однако на третьем десятке сбился. Похоже, сюда собиралась ребятня со всех окрестных дворов.
— Мне кажется, следует дожидаться здесь, — предложила кицунэ. — Девочка видела голого с площадки. Не верю, что мать могла отпустить её одну по окрестным кустам гулять. Это раньше — пнули чадо утром на улицу и вечером хворостиной загнали, а весь день оно с друзьями носится, по деревьям одежду треплет... Теперь за детьми пуще глаза следят. Может, и правильно...
— Вон скамейка свободная, — Швец указал немного в сторону от ребячьего царства. Ему было всё равно, где располагаться. — Предлагаю там осесть.
— Идите, — согласился Сергей. — Я в магазин забегу. На минутку.
Ничего не объясняя, он рванул в продуктовый и приобрёл две бутылки хорошего тёмного пива. Для напарника старался, хотел подсластить Антохе утрату любимых револьверов — надоело на его кислую физиономию смотреть. Замена оружию, конечно, неважнецкая, но лучше, чем ничего.
Когда инспектор вышел наружу — призрак и домовая на оговоренной скамейке отсутствовали. Подивившись этой новости, Иванов взглянул на дисплей смартфона — пропущенных нет. Удивился ещё больше, переложил бутылки в карманы куртки и настроился ждать пять минут. Всякое могло случиться. Может, Швецу сейчас говорить неудобно, или следит за кем. А Маша... помогает, наверное.
Чтобы не доставать без конца звонилку и не всматриваться в медленно сменяющиеся цифры часов, отвлекаясь от наблюдения за двором, он выставил таймер на запланированное время и торопливо пошёл к оговоренной точке наблюдения, мерно грюкая на каждом шагу стеклом, постукивающим о ключи и прочую житейскую мелочь.
Звонок от напарника пришёл почти у скамейки.
— Алло.
— Синий Форд видишь? — без прелюдий спросил Антон.
Иванов осмотрелся. Действительно, на углу одного из зданий просматривался упомянутый автомобиль.
— Да.
— Иди к нему, обойдёшь, и сворачивай за угол. Мы ждём.
Оставив вопросы на потом, Иванов поспешил по указанному маршруту. Обогнул машину, свернул, прошёл вдоль стены, опять свернул и уткнулся на напарника с кицунэ, напряжённо разглядывающих незнакомого мужика с лёгкой, рассеянной аурой призрака.
Интернет не врал. Перед Сергеем стоял мужчина лет тридцати пяти, одетый лишь в памперс для взрослых. Голый дядя — иначе и не скажешь.
Худой, со впалыми щеками, сутулится. Голова острижена коротко, ровным ёжиком, щёки и подбородок покрывала лёгкая щетина двух-трёхдневной небритости. На плече правой руки — сморщившаяся татуировка. Похоже, раньше у носителя бицепс был ого-го, но усох по неким причинам до полудистрофического состояния. Кожа желтоватая, в хирургических шрамах.