Ответом ему был хохот. Деваха заразительно, во весь голос ржала по-лошадиному, демонстрируя неполный комплект плохих зубов. На неё косились все, даже привычные ко всему коллеги по цеху.
— Ой, уморили... Обижают... Ой, не могу, — веселье оказалось настолько безудержным, что её скрутило пополам. — Слово-то какое... Их обидишь, конкуренток наших...
— В смысле?
— Так мы за деньги, а они за идею по кустам... После двенадцати пройдитесь. Весь ботсад стонет похлеще, чем в Бразерс... Ну и сказанули... Обижают!
Со стороны таких же страхолюдин в сетчатых колготках донеслись неуверенные смешки. Профессиональный юмор — он у каждого свой.
— Я не про тех. Завёлся некто длинный, лезет к тем, кто не по упомянутым тобой делам. Сечёшь?
Разогнувшись, проститутка откинула сальную в свете недавно зажёгшихся фонарей прядь со лба, посерьёзнела.
— А-а-а, вон вы о чём. Есть такой. Рожи не видела. Слышала, как пару раз студентки ревели в деревьях. Видеть — видела. Со спины. Глист в чёрном. Из ограды выбирался.
— Где?
— Да вот тут, — палец указал на тёмное место между двух фонарей, — И вон там, — перст переместился в точку подальше, метров этак на сто.
— Описать можешь? Время? Даты?
— Описать? — призадумалась деваха, по-мужски, всей пятернёй почёсывая грудь. — Сомневаюсь. Такой... кому бабы не дают. Я здесь давно пасусь, глаз намётанный. А время — да как сейчас, может, чутка позже. За день ничего не скажу. На той неделе — точно помню, видала, а до этого... давно. Если бы вы не сказали про мужика того — я бы и не связала девчачьи сопли с ним. Зачем мне?
Дальше тормошить проститутку Иванов не видел смысла. Что знала — сказала. Умнее с её товарками потом поболтать.
— И второй вопрос, — сменил он тему. — Что записываете в книжки?
— Номера, — охотно ответила собеседница. — Номера машин, в которых на работу наши едут. Мало ли что... Пашем-то мы без мамки, без кота, друг за дружкой сами приглядываем. Клиент ведь разный, и извращенцы попадаются. Уедет девочка — и не вернётся. Случалось такое. Потом вам хоть какой-то следочек будет.
Не то чтобы пояснения сильно поразили инспектора — он что-то похожее и подозревал, однако продуманность женщин с гибкой моралью вызывала восхищение.
— Понял. Спасибо за помощь, — вполне вежливо поблагодарил Сергей проститутку, прикидывая, куда идти дальше.
— Не за что. Обращайтесь, если потребуется. Всегда рада...
Фантазия мгновенно дорисовала двусмысленность этой фразе, однако ничего такого в ней не было. Обычное вежливое «вали уже нафиг отсюда, не мешай работать».
... Прогулка затянулась до полуночи. За это время инспектор неторопливо опросил ещё нескольких представительниц древнейшей профессии, не узнав, впрочем, ничего нового; поболтал с курсирующими по обеим сторонам ботсада нарядами, созвонился с Ланой, посчитав нужным поделиться полученными от девахи сведениями.
Слушала его букинистка внимательно, не перебивая. В конце высказалась:
— Я про приключения недельной давности ничего не знала. Вот погань... Предлагаю на сегодня прекращать поиски. Поздно уже. Вам на работу с утра, у меня тоже заботы имеются. Встретимся завтра вечером, в это же время, если вы не против.
Иванов лишь с облегчением согласился. Надоело ему крутиться на одном месте.
Вызвав напарника, он, глядя на усталую, пропахшую табаком физиономию друга, вернувшегося в привычный вид, спросил лишь одно:
— Интересное что-нибудь видел?
— Полно. Но не по нашей теме. Туда взвод ОМОНа нужно загнать. И пару взводов следаков с бумагой и ручками. Погани всякой в ботсаду трётся — не передать, особенно ближе к оврагу, где самые гнилые места.
— Зашибись... Лана предлагает завтра снова по аллейкам покрутиться.
— Без проблем, — позёвывая, согласился Швец. — Если не мы этого чепушилу словим, то кто? Пока он вроде трусы ни с кого не стянул, но это пока. Принюхается, и дальше полезет... — и немного пожаловался. — Ох, и нудное же это дело — наживкой бродить. И ведь ни одна сволочь вежливости не проявила. Все или «Эй! Тёлка! Подь сюды», или сами прячутся при виде посторонних.
Проникнувшись сочувствием к напарнику, Сергей отправился домой, рассчитывая поскорее поужинать и завалиться спать. Букинистка не ошиблась — рабочий день на завтра был распланирован от и до, потому встречать его с красными от недосыпа глазами совершенно не хотелось.
***
... Шёл четвёртый день охоты на долговязого извращенца. Первоначальный азарт сменился чувством унылого отбывалова. Швец ходил в тёмные дебри ботсада как к себе домой, бродил там по всем закоулкам, а ровно в 24.00 возвращался, сплёвывая под ноги вязкую табачную слюну и злясь. Ни на кого конкретно, а так, вообще.
У Сергея дела обстояли не лучше. Он успел примелькаться проституткам, патрульным и вечерним поклонникам ЗОЖ, бегавшим трусцой вдоль ограды. С ним здоровались, стреляли сигареты, дежурно интересовались делами. Разок даже потрепались за жизнь. Лана от скуки успела перепробовать всё ресторанное меню и всерьёз размышляла о дополнительных спортивных нагрузках для сохранности талии.
Вечерние прогулки надоели всем.
Одно радовало — новых нападений вроде бы не было.
Вернувшись домой за полночь и без аппетита пережёвывая Машкин ужин, Иванов пожаловался (домовая была в курсе сверхурочных занятий инспектора):
— Блин! Сколько можно! Топчемся и топчемся, и всё на одном месте. А выхлоп нулевой! Тоха уже с ума сходит от бесполезных метаний, вон, — на стол легла пригоршня маленьких пакетиков, — за закладчиками от нефиг делать следит и их нычки разоряет. Четыре точки планокуров выявил, все заезды под контроль взял — любуется на приехавших за срочным сексом, наткнулся даже на цех по производству подпольного стирального порошка. В овраге, в старых гаражах... И ведь не пойму, в чём дело! Выглядит он отлично, от настоящей девочки-ромашки не отличишь; километры по аллеям с тропинками наматывает честно, к компаниям не подходит. Все условия соблюдены для нападения. На, маньячелло, пробуй! Но не клюёт...
С любопытством слушавшая кицунэ уселась напротив парня, подпёрла щёчку кулачком, чуть-чуть развесила лисьи ушки, что у неё являлось признаком усиленной мозговой деятельности.
Помолчав, она нерешительно спросила:
— Ты можешь Антона в женском обличье описать?
— Ну... Башка лиловая, стрижка модная, мордочка большеглазая, тупенькая, детская. Фигурка хорошая, спереди, — инспектор продемонстрировал в воздухе два полушария, — прилично. Сзади не хуже. Одет в твоём стиле — обтянутый, будто футбольный мяч кожей. Да сама посмотри!
Смартфон перекочевал с подоконника, где он обычно валялся рядом с пепельницей, в руку. Пальцы забегали по экрану, отыскивая нужную вкладку. Заработал видеопроигрыватель.
Перед Машей предстала плохо видимая из-за вечерних сумерек фигура уходящей девушки.
— Запусти ролик по новой! — потребовала домовая, пристально уставившись на дисплей.
Иванов повторно включил запись, не задавая лишних вопросов и принялся молча ждать, пока кицунэ соизволит снизойти до пояснений.
После третьего просмотра ему авторитетно заявили:
— Дурью вы занимаетесь! Разве ж так девушка ходит? Эта, в которую Антон превратился, должна идти плавно, от бедра. Плыть, радовать глаз, — соскочив с табурета, Маша грациозно прошлась по кухне, виляя бёдрами. — Примерно так. А твой друг что?
— Что? — глупо переспросил инспектор.
— Топает себе, будто из пивной идёт. Переваливается, по-вашему, по-мужски. Да к такой личности разве что пьяный подойдёт. Он, извини, больше похож на... — тут обычно следящая за своим словарным запасом домовая употребила непечатное словцо, обозначающее в народе склонных к переодеванию в женщин и нетрадиционным любовным утехам представителей сильного пола. — Только ты ему не говори, — спохватилась она, закрывая рот ладошкой.
— Ясное дело, — согласился с просьбой Иванов, в очередной раз запуская снятые ради прикола кадры. — А ведь верно... Я и не подумал. Только пошутил на эту тему. Знаешь, как он обиделся?