Сворачивали...

— Хреново, — коротко высказал инспектор своё мнение, с неодобрением поглядывая на жёлтые деревья за окном.

— Удивил, — Лана сделала глоток кофе. — Сама бы не додумалась.

— В полицию заявляли?

— Нет. Её маньяк только помял. Облапал. Что в заявлении писать? Потрогали за там и пощупали за здесь? Никакой судебной перспективы. Свидетели отсутствуют, телесных повреждений — максимум синяк от пальца. Я тебя не за этим позвала, чтобы ты мне банальщину рассказывал. Я хочу проблему решить, а не избавиться от неё.

Несмотря на напускное спокойствие, букинистка была на взводе. Похоже, не всё так просто с неизвестным любителем потискать незнакомых девочек.

— Слушаю.

— Происшедшее с дочерью подруги не первый случай. Я знаю ещё о двух. Сообщили по большому секрету. Некто в маске ловит девушек, приставляет к горлу... тут я не поняла. Кто говорит нож, кто что-то острое. В темноте не особо разглядишь... Оставим до поры, — её передёрнуло. — И свободной рукой в трусики лезет.

— Пугает, угрожает?

— Да. Сопит: «Закрычышь — убью. Зарэжу», — пытаясь говорить низко, с характерным акцентом, женщина закашлялась.

Давая рассказчице прийти в себя, Иванов постучал пальцами по краю столика.

— Кавказец?

— Не думаю, — возразила Лана, промокнув губы салфеткой. — Одна из девочек часто в Абхазии отдыхала, какие-то друзья семьи там обитают. Сказала — голос как в анекдоте про грузин.

— Меняет для страха?

— Скорее всего. Худой, длинный, несуразный, неловкий, весь в чёрном. Постоянно торопится.

— Допустим, — инспектор не жаждал узнать подробности отношений между жертвой и напавшим, однако выбора у него не имелось. Без кровавых подробностей никак. — Залез чел в маске в трусы студенточке. Потрогал. Дальше что?

— Дальше больно. Мял, сжимал, изредка вынимал руку и нюхал пальцы. С присвистом, будто кобель течную суку.

— И такие подробности смогли запомнить бедные, перепуганные девочки? — не скрывая сарказма в голосе, поинтересовался Иванов.

— Девочка, — нимало не смущаясь, ответила букинистка. — Одна. И давно не девочка, а напротив, большая любительница мальчиков. Ей то ощупывание — не более, чем мелкое приключение. Про вторую промолчу. Трясётся, бедняжка, при одном упоминании...

— Там наряды прогуливаются, — не сдавался Сергей, пытаясь увидеть всю картину целиком, со всех ракурсов. — Прибежали бы на крик.

— Шутишь? — искренне изумилась женщина. — Вопить с ножом у горла? Им дышать страшно в те мгновения, а ты — наряд звать. Не забывай — это дети. Да, созревшие, с аппетитными сисями и тугими писями, как бы пошло и цинично это не звучало, но ключевое слово — дети. Со своими представлениями о том, что «хорошо» и что «плохо». Потому, кстати, и с заявлениями не обращались. Стыдно признаться в том, что тебя едва не изнасиловали. Засмеют, заклюют однокурсницы с однокурсниками. Скажут, даже маньяк побрезговал. Это же не Ванштейн с телевизором и всеобщим сочувствием, это жизнь. Просто так не пожалуешься.

Резон в этих словах имелся. Иванов по опыту знал — о преступлениях, связанных с физическим насилием, заявляют далеко не всегда.

— И что ты хочешь от меня?

— Помощи. Поймать ублюдка. Я пойду, прогуляюсь по окрестностям. Ты следуй неподалёку. Скрутить я его и сама скручу в бараний рог, пусть только попадётся. Но тем не менее помощь мне не повредит.

Легкомысленности наряда женщины нашлось объяснение.

— На живца попробовать хочешь?

— Да.

— Не выйдет, — отрезал Сергей. — Ты себя в зеркало видела? В тебе от юной девочки только половая принадлежность, уж извини за прямой намёк на прожитые годы. Не клюнет.

Собеседница снисходительно улыбнулась.

— Извиняю. Клюнет. У меня духи есть. С феромонами. Рецепт аналогичный тому, который ты на себе испытывал в своё время. Через губную помаду. Помнится мне, работает.

Упоминание про позабывшееся стресс-интервью в доме Ланы заставило инспектора уткнуться в свою чашку с чаем. Он в подробностях припомнил захлестнувшее его тогда животное желание и те усилия, которые ему пришлось применить, чтобы не наброситься на женщину.

По коже морозец пробежал...

Зато букинистка напоминанием осталась весьма довольна. Ей, похоже, придуманный план казался идеальным.

Прикончив напиток в два глотка, парень собрался с мыслями и отрицательно покачал головой:

— Не советую. Плохо кончится. И до середины ботсада не дойдёшь.

— Почему?

— Потому что духи твои сработают на всех встречных мужиков, а не выборочно. И любой из них легко может не сдержаться, рискнёт поискать твоей взаимности. Даже если не изнасилует, то точно пристанет как банный лист.

— Об этом я не подумала, — расстроившись, признала букинистка, нервно комкая салфетку. — Ты прав. Идеи? Предложения? Задумки? Готова на любой риск под руководством столь обаятельного умника...

Отмахиваться незнанием или занятостью на службе Иванову не хотелось. Лана не раз помогала ему, пусть и своеобразно, а долг платежом красен. Да и не стала бы она привлекать его про запас, для массовости или подстраховки. Наверняка понимает, что одной такие номера, как отлов щупателей с нюхателями, проворачивать попросту неудобно, без помощника — никак.

Заинтересовало другое — букинистка ни словом не обмолвилась о своём непосредственном кураторе или начальнике (точного определения инспектор не знал) — Александросе. По всему, не в курсе он о планах подчинённой. Вывод — действует женщина на собственный страх и риск. Почему?

— Я заплачу, — зачем-то добавила Лана, обижая парня.

— Да иди ты!

— Прости, — женские ладони легли на мужские лапы, упёршиеся в стол, а перегнувшийся через стол торс продемонстрировал глубокое декольте. — Прости, пожалуйста. Не подумала. Дура. Отшлёпай, если хочешь. Потом.

Задорные искорки, запрыгавшие в глазах собеседницы, могли означать что угодно, однако Сергей предпочёл остановиться на варианте «манипулятивных исправлений ситуационных промахов с использованием дамского кокетства». Ну или показное признание его превосходства через лесть мужскому самолюбию. Мол, на всё ради тебя согласна.

Решив пока воздержаться от расспросов про македонца, спросил другое:

— Это для тебя так важно?

— Очень, — не отводя взгляда, призналась собеседница. — У меня к этой братии особые счёты.

И откинулась назад, давая понять, что в нюансы она вдаваться не намерена.

— Тогда нужно звать Антона, — не раздумывая, принял решение инспектор, убирая правую руку под стол и активируя Печать. — Ему по кустам партизанить удобнее. Имеет такое свойство.

Смартфон зазвонил через пару минут.

— Здорово. Ты где именно? — уточнил напарник.

— В кофейне. Подтягивайся. Дело есть. Тебе что-нибудь заказать?

— Спасибо, не стоит. Через минуту буду.

Швец вошёл в заведение даже раньше, едва Сергей убрал звонилку в карман куртки. Коротко поздоровался с букинисткой, уселся на свободный стул.

— Я весь внимание.

Речь держал Иванов. Максимально сжато он обрисовал ситуацию, делая упор на моральное падение неизвестного в маске. Когда закончил, напарник спросил:

— Конечная цель какая? Властям сдадим? Морду набьём? На органы пустим?

Ухмылка Ланы при последнем озвученном варианте наказания слегка напугала друзей. Они и не подозревали, что можно настолько кровожадно-радостно согласиться с подобным предложением, не произнеся ни звука.

Однако вслух женщина, с видимым сожалением, озвучила более реалистичную перспективу:

— Если получится — в полицию субчика отвести. Но тут вам решать — я в тонкостях доказательной базы не сильна и могу чего-то не знать. Если не получится — отдайте его мне. Обещаю, отпущу нехорошего человека целым и почти невредимым, — наманикюренные пальчики провели ногтями по столу, едва не снимая с него стружку. — Так, пошалю слегка...

***

Черновой план появился сам собой, без особых споров и препирательств. Каждая из сторон не жаждала славы, легко принимая в ходе обсуждения разумные доводы и аргументы оппонентов. Старались продумать всё до мелочей: от тонкостей в наряде будущей жертвы долговязого нюхателя пальцев до доказательной базы и методики уговора уже пострадавших девушек на подачу заявления в органы. Последнее, впрочем, букинистка брала на себя. Диплом психолога давал ей в этом вопросе неоспоримое преимущество.