– В чём прикол?

– Во лжи. Старпёр нам почти не врал, кроме одного момента. Причастен он убийству. На жилье прокололся.

– А что не так?

Поуспокоившийся Швец, не отводя взгляда от бессознательного хозяина дома, сердито скрестил руки на груди, пару раз качнулся с пятки на носок.

– В семидесятых годах прошлого века квартиру нельзя было купить или продать. Её выдавало государство и собственниками, в привычном тебе понимании, жильцы не являлись. Схема владения напоминала нечто вроде пожизненной аренды с широкими правами пользования. И вариантов сменить имеющиеся хоромы на другие, поудобнее, имелось очень немного. Основные – или получить новую жилплощадь в связи с увеличением членов семьи, отстояв длинную, иногда в десятилетия, очередь; или обменять по согласию сторон. Если район получше или комнат побольше – с негласной доплатой. У меня тётка когда-то менялась – Томск на Ставрополь. Здоровье заставило… Еле-еле смогла тему провернуть. По всей родне бегала, занимала. Три с половиной тысячи по итогу вывалила бонусом, и счастлива была. Так там однушка на однушку! А этот умник махнул бабкину хрущовку с окраины на сталинку в далеко не самом плохом районе. Я город хоть и не знаю, но по карте посмотрел – недалеко от центра. Думаешь, бесплатно? Звёзды удачно сошлись?.. Ты данную тонкость мимо ушей пропустил, я же заметил…

Соображал Иванов быстро.

– На пропавшие денежки намекаешь? Те, которые якобы брат цапнул?

– На них. Зарплата токаря без разряда, после армии – сто двадцать рэ. Сам, дембельнувшись, полгода отработал в слесарке на заводе, знаю… С прогрессивкой – до ста сорока могла дойти. Старуха тоже не миллионерша была, раз сторожевала при фабрике. Рублей девяносто имела, если мне память не изменяет… Плюс мизерная пенсия. За какие шиши обмены устраивать?

– Спроси чего полегче, – промямлил Иванов. – Я и в деньгах советских теряюсь… Сто двадцать – это много или мало?

– Впритирку. Особо не разжиреешь, – напарник шмыгнул носом, посмотрел на двери. – Начинаем допрашивать. Скоро тётка в себя придёт…

Обойдя кресло сбоку, он приложил так и не погашенную Печать к голове Рваных. Поначалу ничего не происходило – мужчина по-прежнему оставался безвольной человекоподобной куклой с едва бьющимся в груди сердцем.

– Древний совсем, – расстроенно пробубнил Сергей, беря сидящего за запястье и вливая в чужое тело немного Силы.

Сидящий от такой «донорской» помощи заворочался, приходя в себя, заперхал сухим, дробным кашлем. Приоткрыл глаза. Мутные, блёклые, слезящиеся, не соображающие.

– Уверен, что не соврёт?

– Нет, – признался Швец. – Это шеф у нас разумом управлять умеет, а я … максимум под контроль взять ненадолго. Расчёт на слабоволие при таком полурастительном состоянии. Хочу задать уточняющие вопросы и сравнить ответы с ранее полученными. На нестыковках акцентировать внимание. Классика допроса.

Распределение ролей показалось инспектору бестолковым. Антон контролирует старичка, а он держит его за руку и следит, чтобы фигурант не помер раньше времени. Вроде и все при деле, а говорить неудобно. Тут глаза в глаза надо общаться, ни на что не отвлекаясь.

– Меняемся, – коротко потребовал Сергей. – Объясни принципы.

– Печать сама всё делает. Кладёшь объекту на голову, дальше он становится управляемым и способным на привычные для него, несложные действия. Идти, водить машину, если умеет, прыгать. Думать – нет, почти не способен.

– А говорить?

– Попробуем. Отстань. Не знаю я что у нас получится.

Из рта Никиты Михайловича вывалился кончик желтоватого, слюнявого языка. Обеспокоившись, Иванов влил в немощное тело новую порцию Силы, встал с другой стороны кресла, положил обе руки на старческую голову, не забыв про Печать. Напарник с нескрываемым удовольствием убрал ладонь с потной лысины и скомандовал:

– Начали!

Очередная доза энергии Жизни взбодрила Рваных. Мужчина распрямился, инстинктивно устроился поудобнее, начал смотреть строго перед собой.

– Кто убил почтальоншу? – строгим, прокурорским тоном задал основной вопрос призрак.

– Не знаю… – ответ вышел скрипящим, монотонным, будто запись на музейном фонографе.

Друзья обалдели. Не такого результата они ожидали, начиная допрос. Недоумённо переглянулись.

– Почему ты не знаешь? – старательно выговаривая слова, будто взятый под ментальный контроль человек был глухим и читал исключительно по губам, уточнил Серёга, не сдержавшись.

– Не видел… Пришёл домой, а там, помимо Димки с Тамарой, ещё две парочки… Их не знаю… Спали вповалку… Везде блевотина, бутылки, бычки… Брату получку дали… Сильно загуляли… Томка на кухне… Крови почти нет… Голова утюгом проломлена… Я бабку позвал… Мы её в подвал старый опустили… Гостям брата потом сказали, что она на работу свалила с утра пораньше… Пенсии разносить… Тамара за день до этого деньги на почте получила, а сама никуда не пошла… С Димкой кувыркалась… Потом Димке рассказали правду, едва протрезвел… Он испугался, сбежал, чтобы все подумали, что они вместе… Иначе тюрьма…

– Платье у убитой из какой ткани было пошито? Полиэстер?

– Не знаю… модное… все тогда носили…

Сердце пенсионера билось медленно, но ровно – Сергей это хорошо чувствовал. Похоже, они сейчас слушали правду.

– Деньги ты забрал?

– Бабка… Хотела дать брату, но он без вещей, на попутках укатил, не прощаясь… Не успела…

– На них ты квартиру обменял?

– Да… Не хватало… Бабка заначку распечатала. У неё было…

– Про нежить в подполе знал?

– Слышал, но не видел… Прадед завёл… На каторге способ узнал… подробностей не знаю…

– Открывая помещение, каким образом её отгоняли, чтобы не напала?

– Кошку связали… Рябуху нашу, – по старческой щеке побежало две слезинки. – Первой бросили… Пока она её жрала – бабка плиту отодвинула…

На Серёгу напала икота от описываемого кошмара. Насилу задавил.

– Что с братом? – гадливо кривясь от методики обращения с нежитью, продолжал допытываться призрак, всё более разочаровываясь в допрашиваемом. На поверку секрет, тщательно скрываемый Никитой Михайловичем долгие годы, и выеденного яйца не стоил.

– Не знаю… На смерть бабки приезжал… Она с ним как-то общалась, нашла… Под чужим именем где-то в Приамурье осел…

– Почему нам про остальных участников пьянки не сказал?

– Зачем?.. Я эту версию долго готовил… Всю жизнь ждал, что найдут подвал с покойниками… Боялся…

Уже не скрывающий досады Антон недовольно отвернулся от деда и подошёл к окну, поигрывая добытой из кармана сигаретной пачкой. «Старались, старались, а по факту – пшик. Ничего интересного, – буквально читалось на его физиономии. – На кой пёрлись в этакую даль?»

Однако у Иванова оставался последний вопрос.

– О чём ты нам не сказал? – ну вот не верилось парню, что вся эта смесь из правды и полуправды была придумана из одного страха. Понять, конечно, Рваных можно – пьяный брат, труп в доме, нависший над родным человеком карающий меч правосудия, но…

– Она застонала, когда в люк упала… Жива, оказывается, была… Я за лестницу… достать – бабка запретила… – с пробирающим до мозга костей спокойствием признался Никита Михайлович. – Страшно… Снится мне…

У обоих инспекторов между лопаток пробежали ледяные мурашки.

– Ох…еть…

***

Они сидели на любимой кухне и ничего не ели и не пили. Домовая предложила было на скорую руку организовать чай со сдобой, однако Фрол Карпович вежливо отказался, причём в настолько категорической форме, что инспекторам оставалось лишь промолчать и согласиться с мнением руководства.

– Докладывайте, – сумрачно бухнул он, упираясь локтями в кухонный стол.

Уставший с дороги Иванов тоскливо посмотрел в окно, за которым вовсю резвилось солнечное утро, и настроился на очередной разнос. Особого страха парень не испытывал – знал, что они с напарником поступили правильно, докопавшись до правды, но неприятные вспышки начальственного гнева никто не отменял.

Начал Швец, посчитав, что ему особо терять нечего – и так наказан: