Иванов хотел было пошутить по поводу такой замечательной защиты, однако у него хватило ума взглянуть на ауру предмета, и он мудро прикусил язык.

Тонкие стенки хрупких уголков полностью покрывали непонятные символы, красиво светившиеся при нужном зрении. Сильно так светившихся. Почти как полученный бомж-плащ. Попробовал поверхность рамки наощупь — ну так и есть: символы процарапаны, словно рисунок циркулем на школьной линейке, от нефиг делать созданный на уроке.

Однозначно по месту собирали — потому и материал такой обыденный выбрали — из-за податливости и удобства.

«Вот так вот!» — одновременно удивился и возгордился бывший инспектор. И было от чего. Сейчас он держал, наверное, первый в мире пластиковый артефакт. Кто ещё из смертных таким похвастаться может?

Затем внимание парня переключилось на тряпку. Тот же самый конструктивный принцип — обычная простынь, на которую по чётко прослеживаемой схеме нанесли огромное количество таких же, как и на уголках, непонятных знаков.

Умно... похоже, кто-то из непредставленных присутствующих — своеобразный специалист-техник с оперативным уклоном, обученный собирать нужные вещи из чего угодно, на коленке и в любых условиях. Вот бы пару уроков взять!

В конце Иванову протянули самый обычный налобный фонарь на резинках, который он сразу пристроил поверх капюшона.

— Повернись, — отвлёк парня от рассматривания полученных предметов голос боярина. — Трос зацеплю.

Лязгнул за спиной страховочный карабин, привязанный к лебёдочному тросу. Верёвка, опоясывающая грудь, несколько раз противно врезалась в кожу, натянулась в подмышках — бывший шеф пробовал крепление на прочность.

— Ну, с Богом! — пожелал Фрол Карпович, незаметно подталкивая своего бывшего подчинённого к провалу. Ну не любил он долгих расставаний. — Чего тянуть? Давай, Серёга, не подкачай.

Все присутствующие сразу стали желать ему удачи, хлопать по плечу, изображая преувеличенную веселость и жизнерадостность, подбадривая парня.

— Угу, — согласно промычал Серёга, для удобства повязывая выданную простыню вокруг шеи на манер шарфа. — Я понял. Тут какая глубина?

Лана незаметно взяла Иванова за руку и крепко, не по-товарищески, её сжала.

Сбоку послышалось:

— Вертикально или по уклону? — решил поумничать кто-то невидимый из-за свисающего до носа капюшона.

— Рот закрой, — осадил не в меру въедливого любителя точных определений бас бывшего начальника. — Метров шестнадцать тебе ползти. Лестницы в аккурат хватило.

— Радует, — без удовольствия в голосе бросил бывший инспектор, после чего мягко попросил Лану. — Руку отпусти, пожалуйста.

Та вздрогнула, резко одёрнула свою ладонь от Серёгиной и спрятала её за спину, впервые за всё их недолгое знакомство немного покраснев. Вот только сосредоточенный на предстоящем спуске парень этого не заметил, да и капюшон мешал сильно...

— Страшно, — пожаловался Иванов неизвестно кому. — Не до ужаса, но вполне прилично. Начали!

Не дожидаясь реакции окружающих на своё мимолётное малодушие, он сел на край провала, пристроил поудобнее рейку, включил налобник и спустил ноги в дыру.

***

Спускаться оказалось совсем не сложно, скорее непривычно. Камни под лестницей лежали плотно, не шевелились, не ёрзали, не осыпались в те жутковатые моменты, когда нога или рука случайно промахивались и не попадали на ступеньку. Единственным и основным неудобством спуска стало то, что продвигаться Иванов решил спиной к лестнице, переставляя сначала одну ногу, потом усаживаясь на ступеньку ниже, и только затем, изредка помогая себе левой рукой, нащупывал опору для второй ноги.

В правой руке, крепко вцепившейся в подвижный угол была зажата рамка. Благодаря продуманной лёгкости конструкции, бывший инспектор ухитрялся держать её в относительно правильной, прямоугольной форме. Как и было велено — перед собой, прикрываясь снизу.

Обременительно, конечно, ползти вниз, цепляясь артефактом за любой выступ и со страхом ожидая услышать звук ломающегося пластика, однако выбора нет — тут шутки плохи. Без крайней необходимости не заморачивались бы с таким хрупким материалом.

Медленно, подсвечивая себе каждый шаг, бывший инспектор продвигался к так нужному ему коридору, с интересом прикидывая — смог бы он преодолеть этот спуск без лестницы? Если с умом — то, наверное, да. Наклон хоть и сильный, однако вполне терпимый, не требующий особой физподготовки.

На трети пути позволил себе передышку. Осмотрелся. Внизу — прожектор, вокруг — камень. И никакого намёка на седую древность, на творческий подвиг неизвестных строителей с их примитивным инструментом, на уважение к одной из первых цивилизаций, про которую так тщательно вдалбливала в голову целый ворох разнообразных знаний историчка в школе.

Дыра и дыра. Даже непонятно — естественная или искусственная. В городе подвалы в центре и то интереснее.

Отдохнув и сообщив наверх, что у него всё в порядке, парень снова пополз вниз. Примерно на середине пути к гадливому, ставшему уже привычным ощущению «плохого» места и «крокодила за поворотом» добавилось ещё одно — жажда. Словно кто-то невидимый на последнем издыхании молил: «Пить... пить...» и шарил по Серёгиной одежде пересохшими губами в надежде найти хоть что-то влажное. Вот только губы были неожиданно холодные, не живые...

От брезгливости парня передёрнуло.

Наконец показался серый пол коридора. Осмотревшись, одной рукой Иванов стащил с себя порядком натёршую шею простынь и коряво бросил её вниз, немного в сторону от расположившегося прямо в конце лестницы прожектора. Прыгнул на неё, кое-как расправил ногами. Сочтя площадь покрытия удовлетворительной, упёр рамку в пол, освободил одну руку, сотворил на ладони сгусток Силы (просто так, для собственного спокойствия), а затем поднял голову вверх и крикнул:

— Я внизу! Лана! Давай!

Сверху раздался громкий шорох и через десяток секунд показалась женщина, буквально скатывающаяся вниз по лестнице, как по горке. Оказавшись на расстеленной тряпке с письменами, рядом с парнем, она, так же держа рамку перед собой и фиксируя подбородком ствол закреплённого спереди ружья, заметила:

— Не сложно. На флоте все так умеют. Захочешь — научу. Возьми.

Не пряча сгусток и в любой момент ожидая, что из коридора может выскочить кто-то страшный, Иванов понятливо приблизил свою рамку к прямоугольнику своей спутницы, ловко зажал в ладони края обеих конструкций и почему-то тихо сказал:

— Готово.

Освободив руки, спутница опустилась на одно колено, переместила винтовку в положение для стрельбы, после чего бесстрастно уставилась через оптику вглубь уходящего плавно вверх коридора.

Туда же пялился и Сергей, отведя руку с трепещущим шариком Силы немного в сторону, словно для броска. Случайно прикоснулся сгустком к стене, вздрогнул от неожиданности. Искоса брошенный взгляд показал — на камне остался чёрный, оплавленный след.

— Да ну на… — сплюнул на пол бывший инспектор и вновь уставился прямо перед собой.

Перед ними открывался относительно низкий прямой проход, метра в полтора шириной, с плохо обработанными, неукрашенными ничем стенами и потолком в трещинках. По всему полу разбросаны камни — некрупные, но много. Продвижению особо мешать не должны.

Иванов, изо всех сил напрягая зрение, попытался рассмотреть тело друга — и не смог. Опять же из-за камней. Чем дальше — тем их становилось больше, местами нападало повыше колен. Ладно, насмотрится ещё. Недолго осталось...

— Вижу амулеты. Даже два, — сообщила женщина, не отрываясь от прицела. — Обычные каменюки. Если бы не небольшие зазоры между ними и нишами, в которые их поставили — ни за что бы так быстро не догадалась. Полностью со стенкой сливаются.

Пока Сергей таращил глаза, пытаясь разглядеть упомянутые ниши, ружьё дважды выстрелило прямо через рамку. По сравнению со своими охотничьими собратьями — не громко, но по ушам всё же хлопнуло прилично.

И сразу стало легче. Надоедливое ощущение чужой жажды куда-то пропало, как и связанное с «крокодилом». Могильник стал обычным «плохим» местом, каких на планете полным-полно.