***
Утро началось по больничному шумно. Захлопали двери, заходили люди, кто-то кого-то куда-то звал. Не обошла стороной общая побудка и инспектора. В дверь постучалась медсестра и, не дожидаясь, пока ей откроют, пригласила пройти к её посту, где Иванову следовало получить необходимые направления. Заодно напомнила и о баночке в туалете, куда следовало отлить немного жидкости, скопившейся в организме за ночь.
Такое положение дел показалось откровенно непонятным. Очевидно же, что приоритетом в клинике, помимо основных, лечебных, функций является всяческое ублажение клиентов. И, при данном раскладе, невелик труд вручить бумажки прямо в руки пациента, дабы лишний раз прогнуться перед больными толстосумами. К тому же, на этаже всего двенадцать палат — народу немного, как ни крути. Выполнить несложно.
Эти мысли роились в Серёгиной голове скорее от безделья, чем от капризного характера. Дойти до упомянутого стола ему не тяжело, просто показалось интересным такое несоответствие принятым здесь стандартам.
Странность разрешилась сама собой. Едва он подошёл к указанному месту и пристроился за каким-то лысым, пожилым гражданином в спортивном костюме и с чрезвычайно брезгливой, лощёной физиономией, как заметил приоткрытую дверь в соседнее с постом помещение. С первого взгляда стало понятно — процедурный кабинет. В нём уже суетились две женщины в белых халатах, чуть ли не прыгая вокруг какой-то сморщенной, как иссохшая груша, тётки в возрасте «40 с бо-о-ольшим плюсом», с ярким, густо намазанным косметикой, лицом. Заметив взгляд парня, она внезапно подмигнула ему игриво, попытавшись состроить при этом кокетливую улыбку.
«Молодится, кошёлка старая! Борется со временем» — невольно промелькнуло в голове Иванова и он, сам того не замечая, улыбнулся в ответ этой мысли. Зря.Женщина истолковала такое мимическое выражение по-своему, и кто знает, чем бы это всё кончилось, если бы одна из сотрудниц не захлопнула дверь в кабинет.
Получив у медсестры свои бумажки, инспектор пристроился на стуле под процедурной, достал смартфон, от скуки принявшись листать утренние новости.
Тётка вышла в коридор минут через десять и отправилась, поддерживаемая под локоток одной из медсестёр, к своей палате. Выглядела она откровенно неважно, но окинуть парня фривольным, оценивающим взглядом не забыла. Пришлось сделать вид, что не заметил.
Потом в дверь зашёл лысый, потом Иванов. У него взяли кровь, попросили мочу, выдали новую порцию таблеток, велев их выпить после завтрака. Затем, сочтя утреннюю возню с пациентом оконченной, отпустили восвояси, любезно предупредив о том, что обход в 8.30 и крайне желательно никуда не отлучаться.
А дальше понеслось... Ровно в назначенное время пришёл Игорь Моисеевич, много и умно говорил, постоянно подбадривая парня, а в конце вручил заранее распечатанный на больничном бланке лист с перечнем специалистов и кабинетов, которые сегодня следовало посетить.
Эта беготня заняла практически весь день. Хотя очередей тут и не было, и встречали Серёгу везде как сына родного, уделяя ему не менее получаса своего рабочего времени, однако вымотался парень до последней степени. Успокаивало лишь одно: «В кои-то веки обследуюсь, — думал он, — О здоровье своём правду узнаю. Надо, надо» ...
Немного отдохнуть дали лишь в обед. Заодно выдали пилюли, поставили капельницу, а потом, позволив немного поваляться, снова погнали (исключительно деликатными напоминаниями) искать первопричину так и не понижающейся температуры.
Отстали от инспектора ровно в 18.00. Вернувшись к себе, он с удовольствием вытянулся на кровати и от нечего делать набрал Машу:
— Привет! Как дела?
— Хорошо. К тебе собираюсь, — радостно ответила не слишком избалованная вниманием кицунэ. — Компотик сварила... Ты меня прямо на пороге застал, через полчаса буду. Что врачи говорят? — беспокойно поинтересовалась она, не дожидаясь личной встречи. — Может, лекарства какие нужны?
— Нет, всё в порядке. Пока ничего критичного не обнаружили. Машуля, темно уже... чего ты по улицам таскаться будешь? Оставайся дома, отдохни...
— Серёжа! — голос домовой стал холоднее арктического льда. — Я должна убедиться, что ты в порядке!
Ответить не успел — в динамике раздались короткие гудки. Иванов, окинув взглядом палату на предмет прибранности (иначе домовая весь мозг вынесет за бардак), пожал плечами и включил телевизор.
Но не тут-то было. По внутреннему телефону позвонил охранник и сообщил, что пришёл посетитель, а заодно уточнил — пропускать в палату или больной сам спустится? Поскольку неизвестный визитёр не представился (или ответственный за пропускной режим просто не стал лишний раз, без команды, проявлять любопытство) инспектор решил спуститься, а заодно подышать свежим воздухом.
К удивлению, посетителем оказался тот самый, вчерашний паренёк, один из помощников Андрея Андреевича. Произнеся дежурные слова приветствия и пожелания скорейшего выздоровления, он протянул парню большой запечатанный конверт, после чего, сославшись на занятость, уехал.
Открывать и смотреть, что внутри, Сергей не стал. Успеется... Спокойно покурил, поглазел на людей, и только потом отправился в свою палату.
На лестнице, между вторым и третьим этажами, он внезапно столкнулся с той самой, размалёванной, словно енот, тёткой. Женщина медленно спускалась вниз, почему-то игнорируя лифт, одной рукой крепко уцепившись за перила, а другой опираясь на резную трость.
— Здравствуйте! — скрипучим, елейно-прокуренным голосом обратилась она к парню, растягивая в улыбке тонкие, карминовые от помады губы и обнажая при этом два ряда белоснежных, крепких зубов, среди которых явно не было ни одного собственного. — Помогите даме! Я себя гулять заставляю, доктора велели, но вот... сами видите, — кивок головы, вкупе с попыткой изобразить в глазах лукавую чертовщинку, указал на упёршуюся в ступеньку деревяшку, — тяжело.
Иванов мысленно выругался. Общаться ни о чём ему совершенно не хотелось. Тётке явно скучно от больничной рутины, потому и ходит где ни попадя, приключений ищет. Сейчас наверняка начнёт на уши приседать, внимания к своей персоне требуя. «Нет, — решил парень, — фигушки! Раз денег на клинику хватило — значит и собеседника заказать себе сможешь», а вслух ответил:
— Давайте я вам из обслуги кого-нибудь позову. Мне, к огромному сожалению, некогда. Скоро совещание на работе начнётся, надо хоть виртуально поприсутствовать.
Но женщина так просто сдаваться не собиралась:
— Вы работаете? Имеете свой бизнес в столь юные годы? — жеманно повела она бровью. — В какой сфере?
Инспектор сориентировался быстро, спинным мозгом чувствуя необходимость козырнуть пусть и выдуманными, зато очень влиятельными родственниками. С сильными связываться никто не любит.
— Не мой. Папин. Я пока лишь в совете директоров состою, да и то на птичьих правах. Изучаю дело изнутри. Потому и вынужден спешить. Всего хорошего! — и, не став дожидаться ответа, ракетой умчался по лестнице, с нежностью вспоминая простых и понятных бабок-скандалисток из очередей районной поликлиники. Они хоть не клеятся с глупостями к первому встречному, а честно дерьмом всех подряд обливают, от чистого сердца.
Да и вообще — не нравилось тут Сергею, успел за день мнение сложить. Казалось — ненастоящие здесь все, приторные. Не люди — маски. Первые — усердно зарплату отрабатывают, избегая своеволия и инакомыслия; вторые — зорко следят, чтобы первые угождали им с должным почтением. И во всей этой схеме отсутствовал один маленький, но очень важный нюанс человеческого общения — самоуважение.
Вот вроде и хорошо в клинике, культурно, и вместе с тем противно от общей, лакейской, атмосферы. Хотя, похоже, во всём здании вопросы морали с этикой только Иванова беспокоили. Остальных сложившееся положение вещей вполне устраивало. Ну и ладно... им жить...
Оказавшись у себя, парень без промедления открыл конверт. Там оказались три листа бумаги с распечатанным на принтере текстом. Взял первый — данные на Ингу Савченко, в углу её портрет. Отметил, просмотрев по диагонали — привлекалась по административке за занятие проституцией. Больше грехов вроде бы нет...